Репортаж о русской психиатрии

Пациенты

На площадке второго этажа красноватый из-за витражей на окнах полумрак, доносятся приглушенные звуки какой-то арии. Старая мать одного из пациентов ждет, чтобы поговорить с врачом. Ее сын появляется на минуту и меряет площадку шагами. Лет двадцать пять на вид, бородка, римский профиль. Часто моргает, будто что-то его ослепило, вспыхнув прямо перед глазами.

— Пойду полежу.
— Сынок, у тебя что, голова болит?
— Нет.

**

Старая еврейка с волосами, выкрашенными в сиреневый цвет. Считает себя культурной. Рассказывает медсестре, как купила караоке с песнями Кобзона, Киркорова и хора Турецкого (их некоторые критикуют, а я так люблю!) на иврите.

«Там природа такая, смотришь и не можешь оторваться. И мелодии…ой, в семь-сорок, оказывается, такие дурацкие слова. А мелодия хорошая. И природа».

Вечно с полуулыбкой, в приподнятом настроении, ходит чуть не подпрыгивая от возбуждения. Оттирает меня в очереди, на гипноз ходит, как на праздник.

**

Сослуживцы – Андрюха, который все время молчит, и его друг, который все время говорит. Первый высокий, серьезный, второй коренастый, с выражением не то усмешки, не то презрения на лице. Говорливый хвалит Лукашенко:

— Я в Минске, ну, курил еще, иду – и не знаю, где бычок бросить. Все чисто, убрано. И уличной преступности вообще нет. Идешь с ребенком хоть где, я не знаю. А все почему, потому что Лукашенко молодец. Он правит авторитарно, так что строй в Белоруссии советский, а менталитет зато – уже западный. А нам дали свободу, и че?

— М-да. – говорит старик, сидящий рядом, — не везет России.

— Почему, везет. – возражает говорун. – На дураков.

— Нормального правителя…

— Да со времен Столыпина, наверно, не было никого. Ну еще, может, Андропов. Гайки начал закручивать, то-то его и убрали быстро. Верно, Андрюха?

— А это… газ… — вздыхает старик.

— Что газ? Это ж политическая интрига. Лукашенко тогда приехал и выступил. Говорит: «У вас Москва – богатейший город мира, а выглядит как бичевник» — лицо говоруна кривится, будто он сейчас сплюнет. – Что, неправильно сказал. Гнилой народ москвичи. Ни хрена не производят, только гадят. У нас еще в армии говорили: москвичи – пидарасы, стукачи. Верно, Андрюха?

Потом вспоминают фельдшера, очевидно, тоже из армейских времен. Славился тот фельдшер тем, что ставил уколы через одежду и без предупреждения.

**

Девчонки, знаете анекдот? Сидят два наркомана, видят, черепаха ползет. Один говорит: «Смотри, какая черешопица ползет?» — а другой ему: «Дурак, это расчепаха!»

**

Старуха в очереди наклонилась к моему уху и спрашивает:
«А ты, молодой такой, как сюда попал?»

Я машу рукой, мол, не стоит и внимания. Она продолжает на меня смотреть: лицо, как желтая луна с кратерами и щербинами, глубокие черные глаза. Потом хлопает себя по колену:

«Надо взять все и перевернуть, пока молодой. Вот так взять и рраз!» — руками она показывает манипуляции как бы с архимедовым рычагом.

«Я своего внука вырастила, девятнадцать лет ему. Не курит, не пьет. Закончил техникум, скоро институт кончит, с дипломом. У тебя-то родители есть?»

Я киваю.

«Тем более. Как же они так, не уследили. Среди стариков здесь что делать. Хотя, на втором, где ты лежишь, разные есть. Но это плохо, не дай бог сюда попасть в старости и жить долгую жизнь среди всей этой психиатрии. Так что, пока молод, надо – во!»

«Я с 23-го года. Мужа похоронила рано, а родители у внука моего умерли. Так что я его растила – и нормальный парень вышел. Не курит, не пьет»

Что-то мне не дает просто отмахнуться от рассказов старухи. Я вспоминаю Серегу, — одного из демонов моего детства. Родители у него погибли в автокатастрофе, которую он расписывал так, будто сам был свидетелем. Растила его тоже бабка. Когда он напивался паленой водкой, заливал девчонкам, будто его отец погиб в Чечне. Будто он видел пленку, где запечатлен подрыв БТР-а и его отец – выбегающий, отстреливающийся, горящий.

**

В очереди подслушал: «Отца убили, мать по пьянке померла, сын – дебил».

**

После укола вышел на крыльцо покурить. Постоял, почувствовал, что голова кружится. Думаю, на голодный желудок не надо. Бросил сигарету, захожу обратно в здание, поднимаюсь мимо вахтерши и прохожу пол-лестницы, когда меня останавливает голос.

— Молодой человек, вы откуда?

Полуобернувшись, говорю, что лечусь здесь, но меня, кажется, не слышат. Я спускаюсь, опираюсь о дореволюционную колонну и повторяю, что я пациент.

— В каком отделении?

Этого я не знаю, и говорю только, что у Леонида Михайловичка.

— Сейчас позвоним, узнаем, есть ли такой.

Хочу сказать, что могу продемонстрировать пропуск, который лежит у меня куртке, но тут ступени начинают шататься под ногами, а глаза заволакивает туман. На ощупь добираюсь до скамейки при входе и сажусь, уронив голову на руки.

Сестра тут же по телефону вызывает подмогу. Меня укладывают, смачивают лоб, натирают виски нашатырем. Я задыхаюсь и пытаюсь объяснить, что уже хорошо себя чувствую.

— Три, три, — говорит подоспевшая психотерапевт. – мало ли что он говорит.

Ладно. Минут пять смотрю в потолок и на фигуры обступивших меня сестер. Кто-то принес попить. Вставать мне не разрешают и зовут «больного, служившего в СОБРе», чтоб он проводил меня к лифту, потому что давление у меня приняло чуть не отрицательные значения.

СОБРовец берет меня под локоть:

— Держись, браток. – И тут же сестрам, — курил на крыльце, вот и дало в голову. Конечно! Конечно, надо бросать.

**

Леонид Михайлович говорит в общем то же самое. А разговаривает он смешно: здоровый мужик с усами и интонацией изнеженного дворянина в советских фильмах. Звонок телефона, берет трубку:

— Нда? Нда-да-а?

Мое кресло стоит вплотную к его столу, и он надо мной как бы нависает. И проповедует:

— Со здоровьем физическим у тебя все в порядке, но вот мотивация. Мотивации у тебя нету. Вот именно. Вернее, она есть, но недостаточно старания. Да. А ведь кроме того, чтобы отдыхать, нужно уже и о хлебе насущном думать. Тебе уже двадцать лет.

— Я думаю.

— Когда ты последний раз печатался?

— Ээ… в июне.

Он молчит, наверно, с минуту. Потом всплескивает руками:

— Ну поактивнее надо, поактивнее!

Заходит медсестра и передает ему лейкопластырь. Он отрезает кусок, идет к умывальнику, задирает сзади рубашку и поворачивает голову к зеркалу, выгнув шею. Залепляет себе что-то на пояснице и продолжает говорить:

— Ну, снимем мы какие-то страхи. Но тебе, честно говоря, не препараты нужны, а другое. Как ты будешь вписываться в общество? Ведь ты уже мужчина.

— Я хотел вас попросить, чтоб вы освободили меня от сеансов гипноза?

— Почему?! – Леонид Михайлович опять садится, сцепив руки под подбородком. Кажется, он искренне огорчен.

— Ну, мне не очень помогает. Я не могу всерьез на этом сосредоточиться.

— Вот именно! Именно, что не можешь! А тебе надо научиться сосредотачиваться. Ты даже не представляешь, как тебе это в жизни пригодится. А то ты весь нервный, как на шарнирах.
Я там подклеил задник к аквариуму. Так вот, не можешь сосредоточиться – смотри на рыб! Такое тебе задание.

Продолжение

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>